Панин человек резкий. Но насколько он резок и непредсказуем, настолько же и интересен. С ним можно не соглашаться по многим вопросам, но надо отдать ему должное – свою позицию он всегда излагает внятно и убедительно.

Досье:
Игорь Викторович Панин родился в 1972 году в Тольятти, детство провел в Воронежской области. В 1979 году переехал с семьей в Грузию, в Тбилиси. Окончил Тбилисский государственный университет, факультет филологии. С 1998 года проживает в Москве. Поэт, критик, публицист, в настоящий момент работает в «Литературной газете». Автор нескольких сборников стихов, публиковался в журналах «Континент», «Дети Ра», «День и Ночь», «Крещатик», «Нева», «Дружба народов», «Сибирские огни», «Зинзивер» и др.

Игорь, год назад у тебя вышел сборник стихов «Мертвая вода», отмеченный самыми разными изданиями – от «Знамени» до «Новой газеты». О книге восторженно отзывались известные писатели, например, Захар Прилепин, Сергей Шаргунов… Тем не менее, никаких премий ты не за нее не получил. Чем это можно объяснить?

Однажды мы сидели с моим издателем Евгением Степановым за рюмкой чая, и я ему сказал, что за десять лет членства в СП России не был удостоен даже самого скромного дипломчика, в то время как рядовые графоманы получают там награду за наградой. На что Степанов заметил: «Отсутствие диплома – это и есть твой главный диплом». Вот так и с премиями. Хорошо, что эта книжка нашла своего читателя и мало кого из рецензентов оставила равнодушным; меня ведь не только хвалили за нее, но и поругивали. А рецензий действительно было много, что удивительно. Не каждый стихотворный сборник получает в наши дни такую обширную прессу. Тем более что никто его не продвигал, специально не пиарил. Единственная премия, отметившая сборник, – это «Нонконформизм-2011». Я вышел в финал, но призовые места получили другие. Ну и потом, чтобы претендовать на премии – нужно на них выдвигаться. Есть такой анекдот, когда человек жалуется, что не может выиграть в лотерею, а ему говорят: «Ты сперва хоть билетик купи». А я существо ленивое, мне неохота готовить документы, куда-то их подавать, хлопотать…

Значит, премии тебя не волнуют?

Абсолютно. У нас в стране вообще процветает премиальный бизнес, о чем я писал в свое время в «Литературке». Появилось столько наград, что и не сосчитать. Но большинство из них не являются литературными и служат в основном для удовлетворения тщеславия лиц, считающих себя поэтами. Массу дипломов и медалей можно запросто купить. Соответственно и премии покупают. И по знакомству получают, и за выслугу лет, и деньги делят с членами жюри. Все это, конечно, позорно. И если в это дело серьезно влезать, претендуя на какие-то награды, то обязательно замараешься. Не то чтобы я был таким белым и пушистым, но в эти игры играть не хочется.

Твой сборник называется «Мертвая вода». Название интересное, однако стихотворение, давшее название книге, меня не впечатлило. Это нечто отвлеченно-символистское с примесью народных заговоров. Почему именно «Мертвую воду» ты сделал ключевым образом?

В «Частном корреспонденте» была рецензия на мою книжку. Критик Кирилл Анкудинов об этом вполне внятно сказал. Мертвая вода – это то, что предшествует живой. Она не воскрешает, а лишь сращивает раны. Это же в сказках все есть. Но если мы сейчас начнем подробно об этом говорить, цитируя фольклор применительно к моим текстам, то зайдем в такие дебри, из которых вряд ли выберемся. Скажем так: есть вещи необъяснимые даже для самого пишущего. Это когда его герои вдруг начинают жить самостоятельной жизнью, противореча своими поступками изначальному авторскому замыслу. Или когда определенный образ настолько сложен, что не может быть воспроизведен полностью. Пушкин когда-то заметил: «Байрон не мог изъяснить некоторые свои стихи. Есть два рода бессмыслицы: одна происходит от недостатка чувств и мыслей, заменяемого словами; другая – от полноты чувств и мыслей и недостатка слов для их выражения». Если честно, то я и сам до конца не понимаю – о чем стихотворение «Мертвая вода». Но я чувствовал, что нужно его написать, причем именно так, как оно и написано. И когда подготавливал книгу, вдруг увидел, что все пазлы складываются, один текст дополняет другой, ничего лишнего. Значит, чутье меня не подвело. Кстати, главный редактор журнала «Сибирские огни» Владимир Берязев назвал это стихотворение лучшим в книге. Видишь, как оно бывает? На вкус и цвет, как говорится…

Как заметил Дмитрий Быков (его предисловие к книге вообще очень точное), в твоих стихах ощущается школа Маяковского и Есенина, но это – со стороны, а ты сам кого можешь назвать своими учителями в поэзии? И, как продолжение, с кем из современных поэтов ты ощущаешь явную «родственную» близость?

Он еще написал о школе Лимонова. Хотя мне кажется, что Андрей Белый повлиял на меня больше, чем Маяковский, Есенин и Лимонов вместе взятые. А вообще, в разное время – разные авторы. Юрий Кузнецов, ранний Соснора… Что касается «родственной близости», то я могу назвать, допустим, Максима Жукова, Дмитрия Мельникова, Александра Переверзина. У этих авторов я нахожу много интересного. Но не только у них, разумеется.

В своей поэме-утопии «Австралия» ты воспеваешь этот материк как последний «форпост свободы» в противостоянии наступающему агрессивному миграционному потоку. Я понимаю, что это все тоже с огромной долей иронии. Тем не менее, утописты, когда писали свои утопии, они все-таки в них верили. Значит, вероятно, это все-таки пародия на утопию?

Почему с иронией? Все серьезно. Никаких пародий. Вот ты обрати внимание на то, что происходит вокруг. Я живу в Юго-Восточном административном округе Москвы. Здесь можно пройти по улице и не встретить ни одного русского человека! В песочницах играют нерусские дети, рядом с ними – замотанные в платки женщины. Это реально страшно! Вспомни, ведь Косово – исконно сербская земля. Но когда сербы оказались там в меньшинстве, их начали резать и прогонять. Боюсь, нас ожидает та же участь. По прогнозам европейских демографов, к 2050 году русские в России будут составлять менее 50% населения. И все к тому идет. Не только в России, конечно. В той же Европе ситуация ничуть не лучше. Поэтому не нужно себя обманывать, надеяться на «авось» и думать, что все само собой исправится. Не исправится. Мы слишком заигрались в толерантность. Заигрались настолько, что потеряли чувство самосохранения. Но мне все-таки хочется верить, что белое человечество сумеет выжить. Хотя бы в изгнании, хотя бы на одном каком-то материке. Вот я и предположил, что такой спасительной землей станет Австралия.

А разве это не забота правительства? Зачем писателям лезть в политику?

Да я бы с удовольствием никуда не лез. Но дело в том, что наше правительство не только не занимается этими вопросами, но – усугубляет ситуацию. Вот недавно обнародованы данные, что за последние годы около миллиона таджиков получили российское гражданство. И мне очень любопытно: за какие-такие заслуги? Я сам в 90-е получал российское гражданство, проживая в Грузии. И могу сказать, что это довольно неприятная процедура, отнимающая время, силы, вытягивающая из тебя деньги. Сотни тысяч русских людей, живущих сегодня в странах бывшего СССР, не могут добиться получения гражданства РФ. Зато, как выяснилось, таджики получают его без проблем. Нормальная ли это ситуация? Весной этого года разразился скандал с Надеждой Федорченко. Это женщина, приехавшая в Россию из Узбекистана, уставшая от издевательств титульной нации, потерявшая дочь, которую там убили. Но никто не помог в России этой русской женщине с гражданством. Напротив – ее выдворили из РФ как «нелегалку», запретив в течение пяти лет пересекать нашу границу. В то же время огромное количество мигрантов проживает у нас без регистрации, торгует наркотиками, совершает грабежи, изнасилования, убийства, но их обратно не выдворяют. Мало того, наше замечательное правительство сейчас приняло программу, по которой к 2025 году население России должно увеличиться на энное количество миллионов за счет мигрантов. Сколько миллионов они еще сюда завезут – боюсь и думать. А чем все это в итоге кончится – я уже говорил.

Но все-таки немногих писателей такие вопросы волнуют…

А вот тут мы подходим к очень интересному моменту. В наши дни постоянно идут споры, почему же писатели не имеют того статуса, что и прежде, почему к ним не прислушиваются, отчего они перестали быть властителями дум? И я скажу – потому, что они не дают ответов на те вопросы, что стоят перед обществом. Писатель из трибуна превратился в коммерсанта. Он прекрасно знает, что нужно делать для продвижения своего творчества, но вряд ли отважится на то, чтобы бросить вызов устоявшейся системе. Нет большого геройства в том, чтобы подписать письмо в защиту того же Ходорковского, про которого и так все известно….

А что же они должны делать, какие письма подписывать, за кого заступаться?

Год назад прошла информация о несовершеннолетней русской девочке, которую в кабардинском селе Нартан насиловала большая группа лиц на протяжении двух месяцев. По 10-15 человек. Когда она спрашивала у доблестных горцев, за что так с нею поступают, то в ответ слышала: «Потому что ты русская». Ее запугали, она боялась кому-либо рассказать о том, что происходит. Только ее беременность все открыла. Но и потом уже у ее матери не хотели принимать заявление в полиции, а чиновники в один голос говорили, что национальной подоплеки там нет. В общем, дело замяли. И это не средневековье, это двадцать первый век, Российская Федерация, мать вашу! Теперь скажи, много ли ты знаешь прозаиков, поэтов, которые в прессе откликнулись бы на это событие? Разве не долг каждого писателя – встать на сторону униженной и оскорбленной девочки? Куда там Достоевскому с его слезинкой ребенка, тут ситуация пострашней! Но реакции нет. И не потому, что тема не интересна. А потому что – опасна. Напишешь о таком – сразу обвинят в русском фашизме; это может повлиять на тиражи, не дадут премию какую-то, не пригласят на фестиваль… Измельчал писатель, что тут говорить. Но, как следствие, и население видит в этих людях не своих заступников, не друзей, а всего лишь удачливых дельцов от пера, доверять которым не стоит.

Хорошо, давай вернемся к литературе. Читать твои стихи интересно не только в связи с подбором тем, но и потому, что они внушают уважение обреченной искренностью и ощущением, что они не могли быть не написаны. Скажи, пожалуйста, а бывает ли у тебя так, что приходит строка, ритм, а затем ты чувствуешь необязательность создания стихотворения. Если да, что ты делаешь в этом случае?

Такое случается очень редко. Я пишу мало, но именно тогда, когда чувствую «обязательность создания» стихотворения. Прежде чем приступить к работе, я долгое время «прокручиваю» строчки, образы в голове. Некоторые стихи по нескольку лет вот так «ношу в себе». А иные забываются, ну и ладно, значит, они не стоили того, чтобы переносить их на бумагу.

Ты ведь не только поэт, но еще и критик, и публицист. А как это совмещается с творчеством?

Да нормально совмещается. А разве критика, публицистика – это не творчество? Просто другие жанры. Я, кстати, сейчас подготавливаю к изданию свой двухтомник. В первый том войдут около 50 интервью, которые я брал у писателей в последние годы. Это Андрей Битов, Виктор Ерофеев, Александр Кабаков, Эдуард Лимонов, Захар Прилепин, Александр Проханов, Евгений Рейн и многие другие. Причем, среди моих собеседников встречаются такие люди, как, например, вице-премьер Дмитрий Рогозин, сценарист Виктор Мережко, историк моды Александр Васильев, – тоже ведь писатели, авторы книг. Второй том будет состоять из рецензий, статей, отдельных постов из моего ЖЖ. Думаю, получится интересно.

Помню скандал, который разразился после твоей разгромной рецензии на Верочку Полозкову в «Литературной газете». Тогда в СМИ в дискуссию вступили Дмитрий Быков, Лев Пирогов, Виктор Топоров. А число постов в ЖЖ вообще трудно подсчитать. Кто-то встал на твою сторону, кто-то на сторону Полозковой. А чем все закончилось? И много ли еще разгромных рецензий войдет в твой двухтомник?

Почти три года прошло с того памятного скандала. Все давно затихло. Но любопытный факт – если посмотреть обсуждение статьи в моем ЖЖ, то можно обнаружить там огромное количество удаленных комментариев. Лично я ничего не удалял – это сделали сами юзеры. Мне впоследствии неоднократно присылали письма с извинениями – мол, простите за наше хамство, угрозы и оскорбления, на самом деле вы оказались правы, Верочка так и не выросла, ничего из нее не получилось. Мне трудно судить о том, выросла она или нет, поскольку стихов Полозковой я давно не читал, но как внезапная, так и последующая реакция ее поклонников – конечно, показательны. Я слегка жалею, что написал тогда в резком тоне, можно было бы и помягче. С другой стороны, напиши я мягче – текст, может быть, и не вызвал бы такого ажиотажа. Что же касается других разгромных рецензий, то к таковым можно отнести отзывы на книги Лимонова (которого я безмерно уважаю, не смотря ни на что), Гришковца, Макаревича. Но вообще, писать такие рецензии – это не самоцель. Потому что если думать только о том, как кого-нибудь «раздавить», то неизбежно начнешь фальшивить и придираться. Хотя, чего греха таить, иной раз я все же руководствуюсь девизом Марка Антония: «Если сомневаешься – атакуй».

Сегодня (да, наверное, и всегда) любят задавать вопрос – что будет в дальнейшем с русской литературой?

То же, что и с Россией. Мы стоим у пропасти. Рождаемость среди русских падает год от года, нравы дичают, а чиновники всех мастей заняты, похоже, только личным обогащением. Мы вымираем, понимаешь? А Равшану и Джумшуту, которые скоро будут здесь хозяевами, литература не нужна. Им вообще ничего не нужно из того, что мы создали. Ну что они, станут читать Гоголя, слушать Рахманинова, смотреть полотна Васнецова? Давай уж будем реалистами. И те писатели, которые делают вид, что ничего не происходит, на самом деле даже хуже мигрантов. Это мерзавцы и предатели. Ну, хорошо, пусть они пишут свои толерантные и политкорректные книжки, пусть издаются и получают премии, а дальше-то что? Ведь если не их самих, то их детей и внуков в скором времени начнут убивать и продавать в рабство. Не видеть этого сейчас, не говорить об этих проблемах, – означает обрекать на бесславную смерть наше потомство, всю русскую цивилизацию. Я так не хочу и не могу.

Беседовала Елена Семенова

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>